Только в первый миг страшен шаг за грань.
Перед тем как читатьВсе знают, что я пишу книгу? Это как-бы предисловие) Мне интересно, есть ли вообще смысл продолжать всё это. Вдруг не получается?
ОдиннадцатьОн прижимает её ко лбу – осторожно самым-самым кончиком, деревянным, выкрашенным в голубой цвет. Он проводит ей по губам, мягко касается носа, переворачивая её, и чуть морщится, потому что этот её конец – мягкий и нежный – едва заметно щекочет его.
Он берёт кисточку поудобней, проводит ей по пальцам, по ногтям. Так аккуратно, будто рисует себя, будто от этого только и зависит, как он будет выглядеть завтра или потом, вплоть до того самого дня, когда решится себя перерисовать. Потом он закрывает глаза и начинает считать.
Один. Кисточка касается ворсинками левого запястья. Он тихо вздыхает. Громче нельзя. Только бы никто не услышал! В прихожей сидит старший брат – он любит выпить пива и повеселиться с друзьями, у него есть даже девушка… Как её звать? Ну же! Это хоть ненадолго поможет вернуться в реальность… Джил? Что-то похожее. Джин? Нет-нет, но почти. Джуд? Вроде так, вроде Джуд. Но кисточка так приятно ласкает запястье и…
Два. Она движется выше, к тому месту, где сгибается рука. Мурашки ползут по коже. Но он держит рот на замке. Никто не должен узнать. Никто ничего не увидит. Сего дня ни за что! Нужно тихо выдохнуть и избавить себя от всех этих мыслей. Это просто – раз и всё.
Три. Это вырывается почти неожиданно для него самого. Он всерьёз подумывает начать считать сначала. Но так не хочется прерываться. Потом невозможно будет найти нужную мысль. А если только дать мыслям волю, то они с радостью затянут его в водоворот беспамятства. Нет, это так плохо! На чём же, на чём же он остановился? Ах да…
Четыре. Он ставит кисточку в стакан и поправляет её ворсинки. Они мягкие. Он проводит по ним так невесомо, что даже подушечки пальцев чувствуют что-то такое тёплое, такое кисточкино. Становится немного больно. Противно на душе и нужно отвлечься.
Пять. Он закрывает глаза и резко встаёт. Голова сразу начинает кружиться и даже когда его глаза открываются, он несколько мгновений ничего не видит. Ему нравится это ощущение, оно хоть на секунду способно выдернуть его из мрачного кошмара. «Я слишком часто читал Камю,»- отстранённо думает он. И продолжает.
Шесть. Ему бы хотелось выпить чая. Да, конечно, сладкого чая, уже немного остывшего, но всё ещё горячего, чтобы пить его возможно было лишь маленькими глотками. Такой чай напоминает ему о лете. Он любил раскрывать шторы и выходить на балкон по ночам с чашкой чая и блокнотом. Он торчал на балконе до утра под запах чая и под легкое завывание ветра, сочиняя поэму. Но на кухне мать. Она не любит, когда её отвлекают. Тем более, если отвлекают только чтобы выпить чая.
Семь. Тогда, конечно, он хочет в ванну. Хочет зажечь свечи, устроиться поудобней в слегка туманной воде, вдохнуть полной грудью и расслабиться, забыв обо всём на свете. Нет, дома так много народу, свечей, кажется, нет, а забывать… А забывать у него не получается. Но хотя бы принять душ…
Восемь. Коридор всегда был не слишком большим, а сейчас кажется совсем длинным. Если вдруг его увидят, если вдруг он не успеет закрыть дверь прежде, чем его остановят, тогда он не сумеет объяснить, зачем он идёт в ванную. Ему не приходит в голову, что никому и дела нет до этого, он точно знает, что если заметят, то спросят, а он, он ничего не успеет придумать слишком быстро. И тогда…
Девять. Он тихо-тихо поворачивает замок, прижимается к двери лбом и прикрывает глаза. Зачем ставить замок, который можно открыть снаружи? Слишком яркий свет, слишком тихо и нет ни одной свечи. Он с неохотой отрывается от двери и включает воду. Так становится гораздо уютней.
Десять. Он опирается о раковину и смотрит в зеркало. Оттуда виновато улыбается знакомое лицо.
- Я не знаю, чем закончится эта сказка, - произносит Сказочник, чуть наклонив голову и звеня побрякушками на шляпе.
Он зажмуривается и бьёт кулаком куда-то вперёд. Раздаётся неприятный звон. Он открывает глаза.
- Но я – это единственное, что не даёт тебе сойти с ума, - доносится до него от одного из осколков.
Дверь открывается, но он не замечает этого. Сильные руки обнимают его и накидывают сходу взятое полотенце на плечи.
- Это то, что свело меня с ума! – упрямо отвечает он.
- Нет! Ну конечно же нет! – старший брат ободряюще улыбается ему, качая его в руках, как маленького ребёнка.
Одиннадцать.
ОдиннадцатьОн прижимает её ко лбу – осторожно самым-самым кончиком, деревянным, выкрашенным в голубой цвет. Он проводит ей по губам, мягко касается носа, переворачивая её, и чуть морщится, потому что этот её конец – мягкий и нежный – едва заметно щекочет его.
Он берёт кисточку поудобней, проводит ей по пальцам, по ногтям. Так аккуратно, будто рисует себя, будто от этого только и зависит, как он будет выглядеть завтра или потом, вплоть до того самого дня, когда решится себя перерисовать. Потом он закрывает глаза и начинает считать.
Один. Кисточка касается ворсинками левого запястья. Он тихо вздыхает. Громче нельзя. Только бы никто не услышал! В прихожей сидит старший брат – он любит выпить пива и повеселиться с друзьями, у него есть даже девушка… Как её звать? Ну же! Это хоть ненадолго поможет вернуться в реальность… Джил? Что-то похожее. Джин? Нет-нет, но почти. Джуд? Вроде так, вроде Джуд. Но кисточка так приятно ласкает запястье и…
Два. Она движется выше, к тому месту, где сгибается рука. Мурашки ползут по коже. Но он держит рот на замке. Никто не должен узнать. Никто ничего не увидит. Сего дня ни за что! Нужно тихо выдохнуть и избавить себя от всех этих мыслей. Это просто – раз и всё.
Три. Это вырывается почти неожиданно для него самого. Он всерьёз подумывает начать считать сначала. Но так не хочется прерываться. Потом невозможно будет найти нужную мысль. А если только дать мыслям волю, то они с радостью затянут его в водоворот беспамятства. Нет, это так плохо! На чём же, на чём же он остановился? Ах да…
Четыре. Он ставит кисточку в стакан и поправляет её ворсинки. Они мягкие. Он проводит по ним так невесомо, что даже подушечки пальцев чувствуют что-то такое тёплое, такое кисточкино. Становится немного больно. Противно на душе и нужно отвлечься.
Пять. Он закрывает глаза и резко встаёт. Голова сразу начинает кружиться и даже когда его глаза открываются, он несколько мгновений ничего не видит. Ему нравится это ощущение, оно хоть на секунду способно выдернуть его из мрачного кошмара. «Я слишком часто читал Камю,»- отстранённо думает он. И продолжает.
Шесть. Ему бы хотелось выпить чая. Да, конечно, сладкого чая, уже немного остывшего, но всё ещё горячего, чтобы пить его возможно было лишь маленькими глотками. Такой чай напоминает ему о лете. Он любил раскрывать шторы и выходить на балкон по ночам с чашкой чая и блокнотом. Он торчал на балконе до утра под запах чая и под легкое завывание ветра, сочиняя поэму. Но на кухне мать. Она не любит, когда её отвлекают. Тем более, если отвлекают только чтобы выпить чая.
Семь. Тогда, конечно, он хочет в ванну. Хочет зажечь свечи, устроиться поудобней в слегка туманной воде, вдохнуть полной грудью и расслабиться, забыв обо всём на свете. Нет, дома так много народу, свечей, кажется, нет, а забывать… А забывать у него не получается. Но хотя бы принять душ…
Восемь. Коридор всегда был не слишком большим, а сейчас кажется совсем длинным. Если вдруг его увидят, если вдруг он не успеет закрыть дверь прежде, чем его остановят, тогда он не сумеет объяснить, зачем он идёт в ванную. Ему не приходит в голову, что никому и дела нет до этого, он точно знает, что если заметят, то спросят, а он, он ничего не успеет придумать слишком быстро. И тогда…
Девять. Он тихо-тихо поворачивает замок, прижимается к двери лбом и прикрывает глаза. Зачем ставить замок, который можно открыть снаружи? Слишком яркий свет, слишком тихо и нет ни одной свечи. Он с неохотой отрывается от двери и включает воду. Так становится гораздо уютней.
Десять. Он опирается о раковину и смотрит в зеркало. Оттуда виновато улыбается знакомое лицо.
- Я не знаю, чем закончится эта сказка, - произносит Сказочник, чуть наклонив голову и звеня побрякушками на шляпе.
Он зажмуривается и бьёт кулаком куда-то вперёд. Раздаётся неприятный звон. Он открывает глаза.
- Но я – это единственное, что не даёт тебе сойти с ума, - доносится до него от одного из осколков.
Дверь открывается, но он не замечает этого. Сильные руки обнимают его и накидывают сходу взятое полотенце на плечи.
- Это то, что свело меня с ума! – упрямо отвечает он.
- Нет! Ну конечно же нет! – старший брат ободряюще улыбается ему, качая его в руках, как маленького ребёнка.
Одиннадцать.
@темы: книга
-
-
25.12.2010 в 22:51Начало интригующее, но мало. Это честно)
-
-
01.01.2011 в 16:46